«Выдохнула, когда оказалась в Польше. Здесь нам уже не страшно выйти в магазин»

Наталье Говоровой 43 года. Женщина работала в Орше парикмахером и воспитывала с мужем троих детей. События 2020-го и их последствия женщина переживала эмоционально:

— Когда читала материалы в СМИ или соцсетях о задержаниях, избиениях, условиях в заключении, не сдерживалась и оставляла комментарии, в которых осуждала действия силовиков и действующей власти, — рассказывает Наталья.

По одному из таких комментариев силовики идентифицировали оршанку. Она признается: не могла и представить, что придется пережить все то же, о чем читала в независимых СМИ.

В интервью «Салідарнасці» Наталья рассказала, что пришлось пережить в местном ИВС и Витебском СИЗО, о разлуке с детьми и вынужденном переезде.

«Как только ступила на порог — сразу в наручники, в полусогнутом положении, и все это сопровождалось оскорблениями и матами»

— Осенью 2024-го меня задержали сотрудники могилевского ГУБОПиКа прямо на рабочем месте. Сразу забрали телефон и отвезли в отделение милиции, где несколько часов допрашивали. Пароль от телефона заполучили угрозами. Говорили: если не скажу, дети окажутся в детском доме.

Все время сыпались оскорбления и маты. Все как под копирку: «бчб-шники, хотели как в Украине» и в том же духе. Потом заставили записать видео с извинениями — я должна была повторять текст за сотрудником ГУБОПа. Сняли где-то с третьего раза.

До последнего момента казалось, что это сон, но нет — оказалось реальностью. Спустя три часа допроса у меня забрали паспорт, взяли подписку о невыезде и отпустили домой — «до окончания следственных действий».

Через две недели Наталью снова задержали. Только уже дома, при детях:

— Муж был в командировке, поэтому силовики сказали: «Вы либо выбираете, кому их отдать, либо мы отвозим в детский дом». Мама у меня умерла, сестра тоже. Оставался брат мужа, ему и позвонила. Они дождались, пока он приедет, и увезли меня. Общаться с детьми не разрешали, я только успела сказать, что скоро вернусь.

После пятичасового допроса женщину доставили в Оршанский ИВС.

— И это был ад. То, в каких условиях там содержат людей — просто кошмар, — делится собеседница «Салідарнасці». — Как только ступила на порог — сразу в наручники, в полусогнутом положении, и все это сопровождалось оскорблениями и матами. Потом провели голый обыск прямо под камерами.

Затем поместили где-то на 40 минут в «стакан» — очень маленькое помещение без окон, где можно только стоять. Позже перевели в двухместную камеру — ни матраса, ни постельного белья там не было. Теплых вещей и средств гигиены тоже. Никакие передачи от родственников при этом не принимали. В камере и днем, и ночью горел свет, а спать приходилось на металлических кроватях.

Через несколько дней мне предъявили обвинение и продлили срок содержания под стражей. Тяжело было еще и потому, что это происходило накануне дней рождения детей — у девочек-близняшек он 2 декабря, у сына — 3 декабря. Так вот 2 декабря в доме проводили обыск, при детях. Изъяли ноутбук сына, описали имущество.

Когда меня вернули обратно в ИВС, то снова поставили в стакан. Там мне стало плохо, и я начала топать тогами, поскольку руки были в наручниках за спиной. Очнулась уже на полу — упала в обморок.

Сотрудники вызвали скорую помощь, приехавшие медики хотели меня госпитализировать из-за высокого давления. Но те госпитализацию на карете скорой запретили, и везли меня в больницу в автозаке и в наручниках.

В больнице мне снова измерили давление, взяли анализы, после чего снова доставили в ИВС.

На вопрос: «За что?» — отвечали: «Так содержат политзаключенных». Кратко они нас называли «ПП» — политический преступник

— К преступникам там относились лучше, чем к политическим, — продолжает Наталья. — Нас перемещали в наручниках, в полусогнутом положении, а сотрудники рукой пытались еще ниже согнуть, чуть ли не на коленях надо было ползти.

Кроме того, было негласное правило постоянно переселять политических из одной камеры с плохими условиями в другую — с еще более плохими. В одной камере вообще не было воды. Если надо было смыть туалет или помыть руки, надо было стучать, чтобы открыли кран.

Также периодически, не объясняя причин, сажали в карцер, где бетонный пол, маленькое окошечко вверху и кровать, которая откидывается только на ночь. А еще вонь, мыши, плесень и полная антисанитария.

На вопрос: «Почему, зачем, что я такого сделала?», отвечали: «Это ваши обычные условия содержания, так содержат политзаключенных». Кратко они нас называли «ПП» — политический преступник.

В ИВС у меня не было никакой связи с детьми, мужем. Не отдавали письма и не передавали мои. Был момент, когда удалось передать записку семье через девушку, которую освобождали. Она ее хорошенько спрятала. Только тогда муж смог узнать, как я вообще, в каких нечеловеческих условиях нас содержат. Он сразу записался на прием к главному прокурору города, но тот отказался его выслушать.

Позже он признался, что сильно волновался в этом неведении — боялся, что в какой-то момент позвонят и скажут, что со мной что-то случилось. (Плачет). Тяжело говорить. У меня были суицидальные мысли, но я думала о детях, и это останавливало.

«Когда вернулась, дети от меня не отходили»

Остальные два с половиной месяца заключения Наталья Говорова провела в Витебском СИЗО. Там, по словам беларуски, ей было немного легче — можно было хотя бы отправлять и получать письма от детей и мужа.

— Со стороны работников отношение было чуть лояльнее, чем в Оршанском ИВС, и я бы сказала, что относились практически одинаково ко всем, не разделяя на политических и нет. По крайне мере, нам не надевали наручники при перемещении, а еще выдавали постельное белье.

На допросы во время следственных действий Наталью возили в Оршу. Она вспоминает, что условия этапирования были жуткими.

— До «столыпинского вагона» ехали 40 минут в автозаке. Меня, как политическую, держали в наручниках в отдельной клетке. Ты сидишь, а там холодно, все капает. Просто адские условия. И так меня этапировали четыре раза.

Во время одного из этапов я пересеклась с Ольгой Бритиковой — политзаключенной лидеркой Независимого профсоюза новополоцкого «Нафтана». Она очень сильная личность — в ее глазах чувствовалась несгибаемость.

В марте этого года у Натальи состоялся суд. В перерыве между первым и вторым заседанием женщина снова находилась в Оршанском ИВС — рассказывает, что морально была подавлена из-за условий содержания и непонимания, что ее ждет дальше:

— Суд был как бы открытый, но детей на него не пустили, только мужа. Прокурор запросил четыре года ограничения свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа, а также штраф и возмещение материальных исков в отношении троих «потерпевших». Такой же приговор вынесла судья. В зале суда меня освободили, и мы с мужем поехали домой.

Когда вернулась, дети от меня не отходили. Я заметила, что они повзрослели за этот период. (Плачет). И очень сильно пошатнулось здоровье. У дочери давление, бывало, и до 170 поднималось. А это 13-летний ребенок.

Поддержки в школе у них не было. Даже говорили, что поставят в СОП, но не успели. Но была поддержка в семье — муж поддерживал и меня, и детей. Он сильно похудел, как и я.

Вообще у меня дети периодически спрашивали, почему в нашей стране — вот так? Я всегда категорично относилась к тому, когда их в школе заставляли вступать в октябрята, в БРСМ. И из-за того, что дети не вступали, было постоянное давление. Вот вы должны. Но нет, мы не должны быть стадом. Мои дети, каждый из них, личность, и они так не могут — делать что-то по приказу.

После приговора Наталья подала апелляцию. При этом, изучив истории других политзаключенных, понимала: шансов, что что-то изменится, нет.

Как раз в тот период стало известно о нескольких смертях бывших политзаключенных. Тогда Наталья поняла, что ее дети могут остаться без матери не только на четыре года.

«Милиционеры звонили и говорили, что не осуждают»

— Решение уехать далось нелегко. Но мы жили в страхе. Вздрагивали от каждого шороха, стука в дверь, хотя, казалось бы — живем в своем доме, в своей стране. Тянуть уже было некуда, поэтому обратились в BYSOL. Все надо было делать очень аккуратно — когда перемещались, смотрели вниз, чтобы не попасть на камеры.

Вы знаете, мы ни с кем не попрощались. Только за несколько дней до выезда сходили с мужем на кладбище к нашим мамам, к моей сестре. (Плачет).

До последнего я не верила, что все получится. Но хочется выразить благодарность за поддержку BYSOL. Все время рядом были люди, которые помогали, подсказывали. И когда я оказалась в Польше, то выдохнула. Здесь нам уже не страшно выйти в магазин.

После того, как Наталья покинула Беларусь, ей звонили из Оршанской милиции. Сотрудники интересовались, в каких именно числах женщина уехала, планирует ли отбывать наказание, как у нее дела заграницей, а также убеждали, что «не осуждают ее» за принятое решение.

Сейчас Наталья с семьей временно живет в шелтере для политзаключенных. Ее муж уже устроился на работу, а она пока не может — ждет документов. Им разрешили остаться в шелтере еще на месяц, однако потом семья должна снять жилье и отправить детей в школу. Поэтому они обратились за помощью к беларусам.

Помочь семье Натальи Говоровой, если для вас это безопасно, можно по ссылке.