Тот поделился ощущением, что вся роль Лукашенко заключалась в том, чтобы просто повторять путинские идеи о том, что Путин готов к миру.
И Путин его просто использовал, чтобы имитировать диалог с Западом, пока сам продолжает наступление в Украине.
— В интервью Саймону Шустеру Лукашенко хотел донести несколько четких повторяемых месседжей, — отметил Артем Шрайбман на Delfi. — Первый месседж — «Я главный эксперт по Путину».
Он так и сказал: «Нет ни одного лидера в мире, который знает Путина лучше, чем я, поэтому я буду полезен для Трампа». По сути, он приглашал Трампа поговорить с собой. Несколько раз он сказал Шустеру, прямо чуть ли не взяв его за локоток: «Давай попробуем организовать такую встречу».
Потом он скромно уточнял, думаю, для Трампа я не такой важный. Но постоянно возвращался к тому, что это было бы тому полезно, я бы мог ему объяснить многое про Путина, рассказать, как надо с ним общаться.
Это интервью он давал две недели назад, когда еще не было разговоров об Аляске и саммите. Тогда отношения США и России опять спустились в какую-то низкую точку, Трамп пугал санкциями и был еще в своей антироссийской фазе.
И Лукашенко в этой фазе говорил, что вот я могу быть переводчиком с «путинского» на твой язык.
Второй тезис, что я уже был этим переводчиком, то есть последние полгода был коммуникатором, носил сигналы оттуда-сюда, дисциплинированно передавал все, о чем меня просил Путин передать американцам и американцы — Путину.
Шустер хотел разобраться, действительно ли Лукашенко сыграл какую-то роль. И в последнем абзаце статьи он приходит к выводу, что, скорее всего, нет. И это было довольно обидно для Лукашенко, потом его пресс-службы очень нелицеприятно отзывалась об американском журналисте.
Тот поделился ощущением, что вся роль Лукашенко заключалась в том, чтобы просто повторять путинские идеи о том, что Путин готов к миру.
И Путин его просто использовал, чтобы имитировать диалог с Западом, пока сам продолжает наступление в Украине.
Еще один тезис Лукашенко, по мнению аналитика, продемонстрировал его известное всем умение сидеть на нескольких стульях.
— Это такое двойственное позиционирование: я никогда не предам Россию, я вместе с Россией, я не буду ничего делать за спиной у России, но у меня есть своя позиция.
И, когда надо, Путин со мной советуется. И Лукашенко в деталях рассказывал, как он давал Путину советы, как эвакуировать население с Донбасса, как не ехать в Стамбул на унизительные переговоры к Зеленскому.
Но, с другой стороны, когда речь доходит до реальных военных преступлений, например, о том, когда Путин вступил в войну с беларуской территории, Лукашенко очень уверенно говорил, что не знал этого, просто войска выходили, повернули на Киев, а он об этом узнал из новостей.
То есть это попытка позиционировать себя, с одной стороны, как суперблизкого к Путину человека, с которым тот советуется, который может все донести, при этом имеющего свою точку зрения, свою автономию, чтобы показать свою ценность для западной, в первую очередь, американской аудитории.
Между строк было много пренебрежения к Европе, постоянно высказывались тезисы, что правильно Трамп Европу «наклоняет», Европу можно послать, они потом присоединятся, если будет сделка.
Думаю, в этом и есть подход Лукашенко к западной политике: он игнорирует европейскую дипломатию, потому что считает, если он сможет добиться аудиенции с Трампом или какого-то признания на уровне Трампа, то проблемы с Европой тоже решатся.
Лукашенко вроде бы критиковал Трампа, но каждый раз повторял «Я трампист» как какую-то молитву. Это его стиль. Он пытается показать, что он как бы не лебезит перед человеком, у него есть за что его покритиковать, но глобально, мол, я на твоей стороне, Дональд Трамп, и мы с тобой не союзники, но я могу быть для тебя полезен.
Вот это и есть двойственное позиционирование: я отстаиваю точку зрения России, но могу быть для вас полезен.
При этом все-таки есть российская аудитория, и он не может просто взять и солидаризироваться с Вашингтоном и сказать, что Путин на самом деле не хочет мира, дожимайте его. Для Лукашенко было бы опасно продвигать такие тезисы.
То есть, повторяя, что «я трампист», при этом он должен постоянно намекать, говорить вслух, артикулировать, что он, в первую очередь, путинист, что он пророссийский политик.
Является ли это демонстрацией классического сидения на двух стульях? На стул «трампизма» он сел, может быть, сантиметром своей поверхности, но у него, конечно же, всегда есть инстинкт балансировать.
Это автократ маленькой страны, который хочет сохранить свою власть. Он не может полностью присовокупиться к только лишь одному большому патрону. Ему постоянно нужно искать возможности для максимизации своего пространства для маневра. И он это делает в принципе всегда, — резюмировал Шрайбман.
Читайте еще
Избранное